А что я вообще заслужил? Если честно, то заслужил я путёвку в аримю, потому что в очередной раз опростоволосился. Кинули меня в деканате, достаточно хитро кинули, так, что мои справки перестали иметь значение, и им удалось влепить мне три неаттестации и недопуск на допсу. О том, сколько моему отцу пришлось заплатить, пожалуй, не будем. И без того стыдно жутко, что подвёл его, так лоханувшись. И к ФинЭку отношение поменялось резко. Я не очень хорошо представляю, как буду учиться в университете, в котором даже находиться противно. Но что поделать - лучший экономический ВУЗ страны. Глупо было бы рассчитывать на то, что психологам повысят зарплаты, и неблагоразумно рассчитывать на то, что все мои мечты сбудутся.
Всё должно кардинально поменяться внешне: новая гитара, синтезатор, работа, боевые искусства - но что будет внутри? Что меня ждёт в самом ближайшем будущем, в той его части, которая течёт своим, независмым от моих желаний путём, отражаясь в строчках этого дневника? Оптимизма по этому поводу я не испытываю ни малейшего. Мои душевные переживания продолжаются и пока что даже на горизонте не брезжит никакого повода для обратных действий с их стороны.
Я нашёл ответ на вопрос: "Почему мне так плохо?". На улице снег, в колонках Bon Jovi, на столе кружка любимого чая, я научился брать соло на скорости 480, а мне просто невероятно фигово. И не потому, что у меня после недавнего концерта In Flames так болят шея и руки, что даже самые простые движения вызывают резко неприятные ощущения, и не потому, что я увидел, насколько лучше меня играет Данька. Просто... Просто я не получаю радости от жизни. Уже более года - как раз на днях была годовщина этого события... У меня сложилось чёткое ощущение, что всё, что я делал до этого, делалось не для жизни, а для су-щест-во-ва-ни-я. И от этого становится не по себе. Понимание, что у тебя нет счастья, - вещь крайне неприятная. Были периоды выхода из этого состояния - например, в августе, когда мы с Аней гуляли - но их слишком мало. Я всё ближе подхожу к тому состоянию, которое называется отчаянием. И хотя теперь я загрузил себя до максимума, всё равно не думать я не смогу. В маршрутках, на скучных парах, просто перед сном или в ванной - везде меня буду преследовать мои мысли; они покорили меня, и я стал их бесправным рабом. Не потому что я без них не могу, а потому что я повинуюсь им во всём. Во многих своих поступках через какое-то время замечаю тройное дно, о котором я и не помышлял сознательно, как будто кто-то другой думал за меня и записывал свои мысли. Кто-то внутри меня, конечно, страстно мечтает вернуться к Оле. Поэтому вопрос Насти: "А чувства ещё живы?" вогнал меня в ступор. Потому что для меня было бы уместно спросить: "Чьи именно чувства?", но я не хочу загружать эту девушку, которая мне так глубоко симпатична, хоть я её и совсем не знаю...
Неужели я вновь не могу говорить о себе в единственном числе? Я вновь не воспринимаю себя, как единое целое, но как объединений двух борющихся друг с другом сознаний в одном теле? По-моему, мне становится всё хуже от того, что "ночь коротка, цель далека". И хотя к целям своим я стремлюсь изо всех сил, но ночи в моём возрасте должны быть длинными, жаркими и страстными, полными нежности, ласки и любви. А не залитыми до краёв беспокойным сном после часовых попыток избавиться от гнетущих мыслей и уснуть, как у меня. Я мог придти домой на подкашивающихся от усталости ногах и даже свалиться в кровать, но сразу заснуть - никогда.
Что-то во мне сдохло и воняет гниющими останками. По-моему, это я сам.
Я в последнее время стал задаваться вопросом: "А романтичен ли я?". Но здесь, по здравому размышлению, я пришёл ко вполне однозначному ответу: моя романтика всё ещё со мной. Кто-то считает, что романтика умирает вместе с любовью, но я-то никогда не переставал любить. Я всегда любил свой город, горы, лес. Если в мае я разлюбил Олю, то я полюбил себя самого. Я никогда не переставал любить. Впрочем, романтика, как и многое на этом свете, истинно познаётся только на практике. Вот когда надо будет навестить скучающую девушку на другом конце города в два часа ночи, когда транспорт не работает, тогда и посмотрим, как я доберусь до неё на своём велосипеде и где я сумею отыскать круглосуточный магазин с цветами.
Но я в этом году не наряжал ёлку. И не потому, что мне невыносимо было сравнение с аналогичными действиями годичной давности, а просто потому, что не было желания. Почему так?
Для того, чтобы действительно понимать, как быстро летит время, надо чтобы начали умирать твои родственики разных поколений. Шесть с половиной лет спустя после смерти моей прабабушки, умирает её дочь, моя бабушка. И всё это сливается в один большой ком: словно за этот срок сменилось поколение, прошло лет двадцать пять, а не в четыре раза меньше. Приходит понимание, что что бы я ни делал, я никогда не буду успевать за собственной жизнью собственно в момент действия. Только в момент подведения итогов я смогу по-настоящему оценить, с пользой ли прошло мой время. А сейчас мне просто очень плохо от того, что умирает дорогой мне человек.
Я так старался сделать свою жизнь определённой, я так хотел получить ответы на свои вопросы - и что?! Отвечая на вопросы, я находил новые, очерчивая жизнь, я расширял горизонты, и эти цепочки бесконечны. Я чувствую, что конец моей системы близится, и от этого мне становится совсем плохо. Совсем уже близко то время, когда всё рухнет, и мне придётся... Не знаю, что. Просто начинать всё заново. Слишком много противоречий. Слишком много вопросов без ответов.
Как любить себя, но не быть самовлюблённым?
Как гордиться собой, но не быть ослеплённым гордыней?
Люблю я Олю, в конце концов, или нет?!
А кто есть я? И сколько этих я у меня? И которое из них как отвечает на предыдущий вопрос?
Я ведь никогда не признаюсь себе, что люблю её. Я не позволю себе этого осознать. Даже эти фразы вырываю из себя, словно клещами, потому что хочу добиться от себя самого правды, пусть даже губительной для моего сознания.
В своих планах годичной давности я очень рассчитывал на то, что появится Новая. Это должно было всё исправить. Не появилась. И теперь для меня всё кончено.
Я всё-таки упал в эту пропасть. Рядом со мной стареют близкие, и теперь их смерти будут подталкивать меня в моём полёте в бездну. Когда же, чёрт побери, я разобьюсь о дно?! Пока что мне его даже не видно. Впрочем, я ведь лечу в кромешной тьме, а то, что я принимал раньше за свет, является всего лишь плодом моего воображения. Но мне ещё повезло - у других и глаз-то нет, чтобы осознать, что они во тьме.
Почему я пытаюсь бороться с теми барьерами, которые создал для собственной же безопасности? Да потому что это ложь. Это ненастоящий мир. Мой мир преломляется через призму моего вранья самому себе.
Я люблю её.
И никогда не переставал. Чтобы сказать эти три слова, мне потребовался год боли, смертельное состояние дорогого человека, тысяча страниц обмана и три часа внутренних мучений, попыток решиться. Вот и всё. Просто я не могу больше лгать.
Всё-таки признался. Всё-таки позволил осознать. Пересилил самого себя. Даже в такой ситуации, когда конец уже наступил, я всё ещё чувствую гордость за собственное внутренне достижение.
Спасибо тебе за всё, Даня. Я любил тебя до этой минуты. Но на самый главный вопрос ты ответил. Прав всё-таки Вячеслав Михайлович Литвинский: "Человек - редкостная скотина". Да, сейчас я чувствую себя особенно человечным по отношению к самому себе...
Перед Владиссом неудобно, честное слово. Мне правда жаль, что "сердце у людей сильнее разума".