Я приветстую в своём дневнике двух новых постоянных читателей: Мрачное Солнце...
...и Justice., которую (-ого?) прошу открыть свой дневник для меня.
Говорят, судьба также подчиняется закону равновесия. В силу субъективности человеческого восприятия окружающей действительности, можно говорить о полной бредовости подобного предположения, однако события последних дней прямо-таки дразнят меня как любителя символичности.
В череде смертей, поминок, походов на кладбище, несостоявшихся концертов и прочих неприятностей на меня обрушилась настоящая лавина "подарков судьбы". Начиная от места зампредседателя или даже председателя (зависит от того, сумею ли я вместе с Лукой протолкнуть его на пост председателя студсовета ОЭФ) в комитете по туризму студсовета ОЭФ с апреля и заканчивая сегодняшним знакомством.
В эту пятницу ездил к дедушке, как и собирался. Там же были моя тётя и двоюродная сестра. Ели мандаринки и конфеты, пили чай, разговаривали. На пятой партии я впервые сумел выиграть у дедушки в шашки. Спрашивал насчёт выборов и укрепился во мнении, что умные люди голосовать не пойдут.
В субботу после работы пришёл Данька, мы с ним поиграли немного. А потом мы с Аней пошли гулять. Портвейн - connecting people, no comments...
В воскресенье с утра поехал на еврейское кладбище. Мы стояли на морозе, обсыпаемые могильной землёй, и смотрели на старую могилу, вечный покой погребённых в которой был потревожен. Куртик Борис Абрамович, мой прадед, умер в январе 1953его года. Повесился. Тогда же и была возведена эта могила. Героический человек. Видный партийный работник, да ещё и еврей - он не сумел избежать той участи, которая рано или поздно настигала всех таких, как он. Но ясно понимая, какие тучи над ним сгустились, он принял отважное решение - уйти из жизни. Это означало, что его семья не получит клейма "семьи предателя", а для него самого выхода фактически не было. Он же не знал, да и кто тогда мог такое предположить, что жить Сталину с его режимом осталось семь недель... Почти 50 лет спустя, в августе 2002ого, в эту же могилу был опущен прах моей прабабушки, Людмир Марии Марковны, а 24его феврался работник кладбища раздробил мёрзлую глину, чтобы отец опустил в ямку чашу с прахом моей бабушки и повесил ещё одну мраморную табличку. Перед этим все мы коснулись чаши рукой, как положено по традиции, а затем каждый из нас кинул в могилу горсть земли.
К половине третьего того же дня я подошёл на Марсово Поле, где встретился с Лукой и его малолетними запевалами, смотавшихся от ментов. Сердце моё возрадовалось от мысли, что рокеров вновь загоняют в андэграунд, но как-то не особо остановилось на этой мысли. За спиной приятно поплёскивался ром в стеклянной бутылке, а под ногами постукивали колёса метро. У меня получился прямо-таки день встреч: на пересадке я встретил Катю Кочерженкову, а потом и Костю из 140ой группы. Мы двинулись на Крестовский, в вестибюле которого, предварительно закупившись всем необходимым, выпили ром в память Егора Летова.
Мы с Лукой двинулись к нему домой, а затем в Орландину, добавив в мою копилку случайных встреч за тот день ещё и встречу с Томой. В Орландине должен был состояться концерт в память Летова, но славным спецслужбам города Санкт-Петербурга были даны указания, явно противоречившие нашему желанию помянуть великого человека. В результате, в клубе начался пожар, и нам пришлось оттуда свалить. Денег за билеты нам, етсественно, никто не вернул.
В этой ситуации, когда концерт, на котором я смог оказаться только благодаря помощи незнакомой мне женщины, вновь доказавшей, что я не зря верю в человечество, я был несколько разозлён. Повернвшись к Луке, Игорю и остальным, я предложил продолжить концерт у меня дома. Так был организован сымпровизированный квартирник памяти Егора Летова. Мы менялись инструментами, пели по очереди, но десяток-полтора песен было сыграно, а финальная "Всё идёт по плану" была безупречна с невероятными басовыми и электрогитарными соло.
Сегодня было четыре пары - всегда не подарок, особенно если толком-то и прогулять нечего. После последней, физкультуры, случилось несколько случайностей, которые, по-видимому, предопределили кое-что в моей ближайшей жизни. Если бы хоть чего-нибудь из этих мелочей не произошло бы, ничего бы не произошло. Вначале я задержался минут на десять поболтать с Лукой. Затем, уже выходя из спортцентра и пойдя по привычке налево, я вспомнил, что хотел попробовать идти не по Садовой, а добраться до набережной Фонтанки. Подумано - сделано. И вот, уже находясь в сотне метров от Невского с гремящим Manowar в наушниках, я был вынужден остановиться и вытащить "бананы" из ушей. Просто проходящая мимо меня девушка что-то мне сказала. Оказалось, она поздоровалась. Я в ответ сказал: "Привет" и пошёл дальше. Мысль: "Я туплю," - пришла ко мне уже на Аничковом мосту. Не сбавляя шаг, я оглянулся и увидел, что девушка уже успела отойти на приличное расстояние. Ноги продолжали своё движение, но мозг лихорадило. Идиотом я себя обозвал, уже когда перешёл мост, быстро развернулся и пошёл обратно. Мне повезло: девушка, которая, как мне вначале показалось, уже скрылась из пределов видимости, стояла, оперевшись на решётку набережной. Она внимательно смотрела на меня, пока я подходил.
-Как дела?
-Хорошо. А у Вас?
-Да неплохо, - ответил я после пятисекундных размышлений.
-А почему Вы спрашиваете?
-Просто решил, что раз уж Вы поздоровались, то надо как-то продолжить разговор, - сказал я и улыбнулся.
Мы пошли гулять. От Аничкова до Ломоносова, через мост и обратно, до Летнего Сада, вдоль него по набережной Лебяжьей канавки и через Марсово Поле, на Моховую глянуть на шпиль, к которому добираются по крышам, на Пестеля за булкой для уток, затем кормёжка этих очаровательных птиц на месте слияния Фонтанки и Мойки, потом Гагаринская, Чайковского, Литейный, Невский, Гончарная. Болтали обо всём, особенно о городе. И надо сказать, что безумная любовь к Санкт-Петербургу является едва ли не единственной нашея общей чертой. Я рассказывал её о городе, а она внимательно слушала, и ей таки было интересно. Говорили друг о друге, задавали вопросы, рассказывали ассоциации, связанные с местами, по которым мы проходили.
Поначалу я пребывал в несколько удивлённо-недоверчивом состоянии. Просто мне казалось, что ни с того, ни с сего здороваться с бородатым волосатым угрюмым мужиком в костюме, пыльном плаще и с зонтиком-тростью несколько необычно. Но её ничто во мне не отталкивало - она была естественна, как ребёнок.
У нас с ней нет почти ничего общего. Мы слушаем разную музыку, у нас разный смысл жизни и разные взгляды на неё. Она не имеет НИ ОДНОГО качества, которые я приписываю идеальной девушке. Но она сама напомнила мне, что я забыл взять у неё номер телефона, сама предложила встретиться ещё раз, а я сам хотел проводить её и увидеть вновь. Просто я не могу относиться к таким отношениям, как к чему-то, что имеет далеко идущее будущее, но при этом мне кажется, что это именно то, что мне нужно здесь и сейчас. Нужно о ком-то заботиться, и я, кажется, нашёл человека, готового мою заботу принять и что-то за неё отдавать. Что ж, посмотрим, что из этого получится...
В череде смертей, поминок, походов на кладбище, несостоявшихся концертов и прочих неприятностей на меня обрушилась настоящая лавина "подарков судьбы". Начиная от места зампредседателя или даже председателя (зависит от того, сумею ли я вместе с Лукой протолкнуть его на пост председателя студсовета ОЭФ) в комитете по туризму студсовета ОЭФ с апреля и заканчивая сегодняшним знакомством.
В эту пятницу ездил к дедушке, как и собирался. Там же были моя тётя и двоюродная сестра. Ели мандаринки и конфеты, пили чай, разговаривали. На пятой партии я впервые сумел выиграть у дедушки в шашки. Спрашивал насчёт выборов и укрепился во мнении, что умные люди голосовать не пойдут.
В субботу после работы пришёл Данька, мы с ним поиграли немного. А потом мы с Аней пошли гулять. Портвейн - connecting people, no comments...
В воскресенье с утра поехал на еврейское кладбище. Мы стояли на морозе, обсыпаемые могильной землёй, и смотрели на старую могилу, вечный покой погребённых в которой был потревожен. Куртик Борис Абрамович, мой прадед, умер в январе 1953его года. Повесился. Тогда же и была возведена эта могила. Героический человек. Видный партийный работник, да ещё и еврей - он не сумел избежать той участи, которая рано или поздно настигала всех таких, как он. Но ясно понимая, какие тучи над ним сгустились, он принял отважное решение - уйти из жизни. Это означало, что его семья не получит клейма "семьи предателя", а для него самого выхода фактически не было. Он же не знал, да и кто тогда мог такое предположить, что жить Сталину с его режимом осталось семь недель... Почти 50 лет спустя, в августе 2002ого, в эту же могилу был опущен прах моей прабабушки, Людмир Марии Марковны, а 24его феврался работник кладбища раздробил мёрзлую глину, чтобы отец опустил в ямку чашу с прахом моей бабушки и повесил ещё одну мраморную табличку. Перед этим все мы коснулись чаши рукой, как положено по традиции, а затем каждый из нас кинул в могилу горсть земли.
К половине третьего того же дня я подошёл на Марсово Поле, где встретился с Лукой и его малолетними запевалами, смотавшихся от ментов. Сердце моё возрадовалось от мысли, что рокеров вновь загоняют в андэграунд, но как-то не особо остановилось на этой мысли. За спиной приятно поплёскивался ром в стеклянной бутылке, а под ногами постукивали колёса метро. У меня получился прямо-таки день встреч: на пересадке я встретил Катю Кочерженкову, а потом и Костю из 140ой группы. Мы двинулись на Крестовский, в вестибюле которого, предварительно закупившись всем необходимым, выпили ром в память Егора Летова.
Мы с Лукой двинулись к нему домой, а затем в Орландину, добавив в мою копилку случайных встреч за тот день ещё и встречу с Томой. В Орландине должен был состояться концерт в память Летова, но славным спецслужбам города Санкт-Петербурга были даны указания, явно противоречившие нашему желанию помянуть великого человека. В результате, в клубе начался пожар, и нам пришлось оттуда свалить. Денег за билеты нам, етсественно, никто не вернул.
В этой ситуации, когда концерт, на котором я смог оказаться только благодаря помощи незнакомой мне женщины, вновь доказавшей, что я не зря верю в человечество, я был несколько разозлён. Повернвшись к Луке, Игорю и остальным, я предложил продолжить концерт у меня дома. Так был организован сымпровизированный квартирник памяти Егора Летова. Мы менялись инструментами, пели по очереди, но десяток-полтора песен было сыграно, а финальная "Всё идёт по плану" была безупречна с невероятными басовыми и электрогитарными соло.
Сегодня было четыре пары - всегда не подарок, особенно если толком-то и прогулять нечего. После последней, физкультуры, случилось несколько случайностей, которые, по-видимому, предопределили кое-что в моей ближайшей жизни. Если бы хоть чего-нибудь из этих мелочей не произошло бы, ничего бы не произошло. Вначале я задержался минут на десять поболтать с Лукой. Затем, уже выходя из спортцентра и пойдя по привычке налево, я вспомнил, что хотел попробовать идти не по Садовой, а добраться до набережной Фонтанки. Подумано - сделано. И вот, уже находясь в сотне метров от Невского с гремящим Manowar в наушниках, я был вынужден остановиться и вытащить "бананы" из ушей. Просто проходящая мимо меня девушка что-то мне сказала. Оказалось, она поздоровалась. Я в ответ сказал: "Привет" и пошёл дальше. Мысль: "Я туплю," - пришла ко мне уже на Аничковом мосту. Не сбавляя шаг, я оглянулся и увидел, что девушка уже успела отойти на приличное расстояние. Ноги продолжали своё движение, но мозг лихорадило. Идиотом я себя обозвал, уже когда перешёл мост, быстро развернулся и пошёл обратно. Мне повезло: девушка, которая, как мне вначале показалось, уже скрылась из пределов видимости, стояла, оперевшись на решётку набережной. Она внимательно смотрела на меня, пока я подходил.
-Как дела?
-Хорошо. А у Вас?
-Да неплохо, - ответил я после пятисекундных размышлений.
-А почему Вы спрашиваете?
-Просто решил, что раз уж Вы поздоровались, то надо как-то продолжить разговор, - сказал я и улыбнулся.
Мы пошли гулять. От Аничкова до Ломоносова, через мост и обратно, до Летнего Сада, вдоль него по набережной Лебяжьей канавки и через Марсово Поле, на Моховую глянуть на шпиль, к которому добираются по крышам, на Пестеля за булкой для уток, затем кормёжка этих очаровательных птиц на месте слияния Фонтанки и Мойки, потом Гагаринская, Чайковского, Литейный, Невский, Гончарная. Болтали обо всём, особенно о городе. И надо сказать, что безумная любовь к Санкт-Петербургу является едва ли не единственной нашея общей чертой. Я рассказывал её о городе, а она внимательно слушала, и ей таки было интересно. Говорили друг о друге, задавали вопросы, рассказывали ассоциации, связанные с местами, по которым мы проходили.
Поначалу я пребывал в несколько удивлённо-недоверчивом состоянии. Просто мне казалось, что ни с того, ни с сего здороваться с бородатым волосатым угрюмым мужиком в костюме, пыльном плаще и с зонтиком-тростью несколько необычно. Но её ничто во мне не отталкивало - она была естественна, как ребёнок.
У нас с ней нет почти ничего общего. Мы слушаем разную музыку, у нас разный смысл жизни и разные взгляды на неё. Она не имеет НИ ОДНОГО качества, которые я приписываю идеальной девушке. Но она сама напомнила мне, что я забыл взять у неё номер телефона, сама предложила встретиться ещё раз, а я сам хотел проводить её и увидеть вновь. Просто я не могу относиться к таким отношениям, как к чему-то, что имеет далеко идущее будущее, но при этом мне кажется, что это именно то, что мне нужно здесь и сейчас. Нужно о ком-то заботиться, и я, кажется, нашёл человека, готового мою заботу принять и что-то за неё отдавать. Что ж, посмотрим, что из этого получится...