Акустическая гитара с нуля! Дёшево, но не сердито. 4 года на рынке учителей=0)
Не знаю, почему так происходит, но в последнее время, уже довольно длительное, письменному размышлению я стал предпочитать классическое, т.н. разговоры про себя. И совсем не потому, что оно эффективней, а потому, что письменное требует действительно серьёзных усилий. Возможно, поэтому я люблю свой дневник наравне с прочей литературной деятельностью, автором которой являюсь.
Время от времени я думаю, что скоро должен подойти конец моим мыслям, а значит и дневнику, но раз за разом возникают в моей голове новые идеи, перерабатывающие или кардинально изменяющие замещавшие их более ранние представления. Всё более полной и чёткой становится моя философия, но границы её не проявляются и, к счастью, не хотят проявляться. Хотел бы я когда-нибудь собраться с силами и написать какой-нибудь философско-психологический трактат, собирающий в единое целое мои мысли и сливающий вместе идеи фрейдизма, гуманизма, гедонизма, тотального детерминизма и вытекающего из него (как я считаю) антропного принципа, который так отвергает любимый мной Стивен Хокинг, ищущий существование Бога в физике, а не в психоанализе, увы. Впрочем, у каждого своя область деятельности, и хотя я проявляю к его сфере немалый интерес, проводить в ней какие-либо самостоятельные исследования не представляется для меня возможным, а потому я полагаюсь на научпоп его же авторства.
Изыскания сегодняшней ночи, сопровождающиеся адской зубной болью, кое-как подавляемой лимонадом и нурофеном, будут посвящены значительным, как мне кажется, изменениям в моём мировоззрении. Милейшая девушка, крайне аккуратно и достаточно безболезненно очистившая тридцать одного моего товарища от камня и налёта, забыла почему-то предупредить меня о том, что после этой процедуры зубная боль является обычным следствием. А завтра днём мне идти к ней ещё раз, уже на замену пломб, поэтому запись пишется с болевыми ощущениями, уже весьма мне надоевшими, и неприятными ожиданиями.
Детерминистом я стал давно, хотя узнал, что это так называется, совсем недавно. Как-то в школе - то ли в десятом, то ли в одиннадцатом классе - я поспорил со своим одноклассником Пашей об устройстве этого мира. Тогда я впервые вслух оформил свои мысли на этот счёт, выразив их в следующей фразе: "Я считаю, что если бы существовал бесконечно мощный аппарат, способный в бесконечно малое время обрабатывать бесконечно большое количество информации и обладающий информацией о состоянии Вселенной в какой-либо (любой) определённый момент, то этот аппарат мог бы предсказывать будущее и рассказывать о прошлом".
Несколько лет спустя после того разговора я узнал о Принципе неопределённости Гейзенберга, опровергающий детерминизм Лапласа, к которому близко моё утверждение. Согласно Гейзенбергу, мы можем измерить не всё, и проблема здесь не в технологическом развитии. Но моё утверждение утопично. В приведённой ситуации детерминизм действительно подтвердится практически, другое дело, что эта ситуация невозможна.
Но вернёмся от космологии к нашей жизни. Паша задал мне тогда вопрос, который заставил меня много лет отбрасывать и избегать размышлений на эту тему. Он спросил, значит ли это, что все наши действия заранее предопределены и мы не можем ничего с этим поделать. Я ответил утвердительно, но как-то без особой уверенности и энтузиазма. Вообще, я только сейчас по-настоящему возвращаюсь к этому вопросу.
Дело в том, что не так-то просто было это признать. Будет правильно сказать, что совершенно справедливый вывод, который Паша сделал и который почему-то не приходил мне в голову, привёл меня в шок. Изучая психофизиологию в университете, я столкнулся с химической обусловленностью нашей нервной системы, а значит и высшей нервной деятельности. Я и раньше об этом что-то знал, но теперь наши психические процессы предстали передо мной открытыми до уровня ионов, проходящих между кончиками аксонов нейронов. В нас "шевелятся" атомы и молекулы, и мозг не исключение. Движение частиц обусловлено физическими законами, а значит и наша психика ими обусловлена. Мы не можем влиять на физические законы, а значит не можем влиять на законы, которым подчиняется психика. И ничто не может. А значит наша психическая деятельность предопределена. А в связи с этим я вынужден был столкнуться со всем ужасом ощущения бессмысленности своего существования.
Я не просто мал в рамках человечества как биологического вида. Я не просто мал в историко-культурных рамках. Я мал в рамках четырёхмерного пространства-времени. И даже более того - нет ничего, что могло бы стать великим в этих рамках, тем более, когда речь идёт о человеке.
В прошлый раз подобная дилемма пришла ко мне в процессе окончательного осознания смертности. Тогда я так же собрался с духом и объяснил и без того известный мне факт отсутствия бессмертной души. Было очень страшно. Я когда-нибудь перестану мыслить, перестану существовать как осознающая себя форма психической организации. Именно это понимание в дальнейшем сотворило как минимум половину моей нынешней философии, введя в неё настоящее поклонение перед человеческой жизнью и позже, вероятно, гедонизм.
Моя психика сопротивлялась страху. Когда я ещё только впервые для себя уяснил, что бессмертной души не существует, я достаточно плохо понимал, что это означает, поэтому верил, что можно найти бессмертие в культуре. Позже, во время осознания описанного в предыдущем абзаце, я понял, что со временем забываются все. Как я тогда сказал, пройдёт тысяча лет и столько войн успеет пройти, что никто не вспомнит о Наполеоне; пройдёт 5000 лет и столько философских концепций будет создано, что забудут об Аристотеле; пройдёт 100000 лет и столько религий узнает человечество, что канет в вечность даже Иешуа га-Ноцри. Можно остаться в культуре надолго, но невозможно навсегда. И тогда я решил, что остаться жить можно в своих потомках. Не в их памяти, но в их генах, а потому надо создать большую хорошую семью. На основе этого решения в моей мечте о любящей жене появились дети. Но сейчас я заявляю, что если невозможно бессмертие телесное, то и никакое невозможно, потому что несохранившемуся сознанию глубоко по барабану как культура, так и потомки его тела, потому что оно не способно воспринять ни то, ни другое. И когда я сделал этот вывод на основе детерминизма и бездушности, поменялось всё. И сейчас я нахожусь в состоянии формирования новой жизненной философии. Собственно, я никогда и не выходил из этого состояния, потому что то, что я сейчас признал, я и так знал, просто избегал. Но избегание не помешало мне принимать в расчёт, и потому я начинаю не с чистого листа, а ступаю на подготовленную почву. Эти размышления вывели на первый план моей философии гедонизм, который ранее прозябал на задворках. Я бы очень хотел рассказать обо всём этом, но зубная боль возвращается после обезболивающих таблеток и мешает мне размышлять, поэтому пока я вынужден оставить эту тему, клятвенно обещая вернуться к ней, когда эта пакость пройдёт.